Девятое Правило Волшебника - Страница 143

143

У Кары начинала кружиться голова от этих отвлеченных премудростей. Посреди прекрасной долины, под журчание воды и шелест листьев, весь этот разговор казался ей нелепым. Она не могла извлечь из него новых способов защиты Ричарда от неведомой опасности. Но сам Ричард увлекся, забыв про усталость и даже про главную цель своего прихода сюда.

— Я признаю, что ты можешь быть прав, — продолжала Шота, — и за кажущейся беспорядочностью зверя скрывается сложная сущность. Но даже если это так и есть, мы настолько далеки от понимания этой сущности, что можем считать действия зверя хаотичными.

— Не уверен, что понимаю тебя, — сказал Ричард. — Приведи пример.

— К примеру, зверь не извлекает опыт из своих действий. Он может попробовать какую-либо проигрышную тактику три раза подряд, а в следующий раз может применить еще более слабый прием, заведомо не имеющий шансов на успех. Его действия случайны. Если он и движим какой-то грандиозной, сложной системой, она не проявляется в его действиях; мы видим только хаотические результаты. Более того, у него нет сознания в нашем понимании этого слова. Нет души. Хотя у него есть цель, о достижении успеха он не заботится. Он не злится при неудаче. Он лишен милосердия, сочувствия, любопытства, энтузиазма и беспокойства. Он получил задание — уничтожить Ричарда Рала — и случайным образом использует свои бесчисленные возможности для достижения этой цели, но не заинтересован ни умом, ни сердцем в достижении ее.

Теперь женщина будто читала ему урок:

— Любое живое существо заинтересовано в решении своих задач, будь это птица, летящая к ягодному кусту, или змея, лезущая в нору за мышью. Они действуют, чтобы продлить свою жизнь. А зверь крови — нет. Это бездумная тварь, настроенная магией на выполнение лишь одной задачи. Представь себе дождь, которому велели промочить Ричарда. Дождь пытается снова и снова, пробует ливень, морось, шквал — и все без толку. Дождь не переживает из-за своей неудачи. Он может прекратить попытки и устроить засуху. Он не испытывает радости или злости. Он не удваивает усилия. Он просто будет лить и лить разными способами, в разных условиях, пока в конце концов не вымочит тебя. А когда вымочит, не почувствует радости. В этом смысле зверь иррационален — но при всем том не обольщайся: он злобен, яростен и бездумно жесток в действиях.

Ричард утомленно вытер рукой лицо.

— Шота, я по-прежнему не вижу смысла. Как это может быть? Если зверь создан, он должен руководствоваться какой-либо целью. Что-то должно направлять его.

— О, его и направляет что-то — необходимость убить тебя. Его создали таким именно затем, чтобы ты не мог сразить его. Джегань уже усвоил, настолько трудно с тобой бороться, — вот и пришлось ему придумать нечто новое, рассчитывая не превзойти твои боевые способности, а попросту обойти их.

— Но если он был создан, чтобы убить меня, то у него все-таки есть цель!

Шота пожала плечами:

— Предположим, это так. Но эта кроха знания не поможет тебе предугадать, как, когда и где он попытается тебя убить. Ты должен четко видеть смертельную опасность такой тактики. Узнав, что враг будет атаковать копьями, ты возьмешь щит. Узнав, что за тобой охотится один убийца с луком, ты пошлешь армию искать лучника. Если на тебя охотится волк, ты можешь поставить ловушку или остаться под крышей. А у зверя крови нет излюбленного метода охоты или убийства, и потому крайне сложно выстроить защиту от него. Однажды он может напасть и с легкостью убить тысячу солдат, защищающих тебя. На следующий раз он может боязливо сбежать, покалечив младенца, ползающего на четвереньках рядом с тобой. По его действиям нельзя судить о том, что он сделает в следующий раз. Это тоже часть ужаса, порождаемого зверем, — ужаса неизвестности.

В разговоре повисла пауза. Ричард переваривал сказанное.

— Его сила, его смертоносность заключаются именно в отсутствии определенности, — продолжила Шота. — Он не силен и не слаб, не быстр и не медлителен. Он постоянно меняется — но иногда остается прежним или возвращается к предыдущему состоянию, даже неудачному. Когда зверя создали, для начала охоты оставалась лишь одна важная предпосылка: ты должен был воспользоваться своим даром. Вот тогда-то он и вышел на след. Теперь уже невозможно угадать, когда и что он предпримет. Ты только знаешь, что он приходит за тобой. И не важно, сколько раз ты избежал его когтей — зверь будет приходить снова, может, несколько раз в день, может, через месяц или год. Можешь быть уверен — в конце концов он снова придет за тобой. Он никогда не успокоится.

Ричард слушал ее, но не мог избавиться от сомнений. Ему хотелось бы определить, что из сказанного Шотой — действительно точные сведения, а сколько она добавила к ним собственных предположений или даже выдумок.

— Но ты же ведьма, — вмешалась в разговор Кара. — Ты, несомненно, можешь посоветовать что-нибудь, полезное в бою.

— Мой дар основан на способности видеть развитие событий, наблюдать за течением реки времени. Но зверь крови непредсказуем по определению, и моя способность к предсказанию здесь неприменима. Я делаю примерно то же, что и пророки. Но, скажем, Ричард также по-своему существует вне пророчеств и зачастую срывает чужие планы своей непредсказуемостью — вы, морд-сит, имели возможность в этом убедиться. Я не могу посоветовать, что может предпринять зверь или чего следует избегать.

— Так значит, книги пророчеств также бесполезны? — спросил Ричард.

— Они слепы, как и я. Пророчество не видит зверя крови, как и любое хаотическое, случайное событие. Пророчество может указать, что некто умрет от стрелы в дождливый день — но не может ни перечислить все дождливые дни, ни определить тот из них, когда будет пущена стрела. Самое большее, чего можно ждать от пророчеств — это указание, что рано или поздно пойдет дождь, и ты намокнешь.

143